Записки бывшего афериста, или Витязь в еврейской шкуре - Максим Камерер
«В семь сорок он приедет,
В семь сорок он приедет —
Всем нам известный
Наш агицен паровоз.
Ведёт с собой вагоны,
Он везёт с собой вагоны
Набитые людями,
Будто сеном воз.»
На третьем исполнении посетители облизали сальные пальцы, вытерли их об волосья и начали ими тыкать в солиста. Мол мы те ща, тапер, обрезание прям тут сделаем тупым столовым ножом, если не прикроешь эту еврейскую лавочку.
Тот заткнулся. Кастет пошел разбираться и пропал. Выхожу искать-и вижу как в проходе его предсказуемо пиздят двое музыкальных критиков. Не сошлись вкусами. Парни здоровые, но больно увлечены процессом. Беру стул-там они крепкие были и нахлобучиваю обоих со спины.
Кастет удивленно моргает-не ожидал что все так быстро закончится. И тут раздается синхронный звук отодвигающихся стульев. Я поворачиваюсь и столбенею-встает стол солнцевских солдат.12рыл. Низовая братва решила оттянуться без старших-и вот пару их коллег я только что приласкал казенной мебелью. Нам пиздец. Дальнейшее помню смутно-так как был в прострации. Никогда так не пугался.
Отрывками сохранились какие-то детали…
Бегу к нашему столу-там никого… Тупик… за спиной толпа… Хватаю кувшин с пивом и несусь на оппонентов. наверное у меня что-то было в лице такое… возвышенное, что все расступились. Остался на дороге один-то ли самый смелый, то ли глупый-ему то я и прислал в рыло кувшином.
Ощущение-что у него морда сползла с черепа. Как кожа с шарпея. Плюс-просто фонтан кровищи-мне всю харю залило.
«А вот теперь-точно пиздец» -мелькнула в голове фраза из детского анекдота.
«Поравалить, поравалить, поравалить» -орала аварийная сигнализация.
Главное-нет никого из наших (их уже допинывали ногами-я не видел).
При этом-милая деталь-оркестр таки лабает «7—40» не переставая. Уже никто не возражает-темп
мелодии вполне гармонирует с плясками в зале.
Дорога к выходу перекрыта. После кувшина за мной носятся почти все-я цель номер 1.
Но-есть кухня. Там по идее должен быть выход на улицу. Помню опять стул в руках… потом уже ножка от стула-потом я втыкаю ее кому то в рот и лечу по кафельному коридору.
Затравленной крысой шмыгаю в варочное-а там опять тупик. Огромные ножи на столе-почему то измена, что меня ими порежут-хватаю ножи и за каким то хером сую в котел. Психоз.
Тут в помещение залетает погоня. С воем и шашкой подвысь несусь к дверям.
После кувшинного рыла дураков на дороге стоять нет и я опять скачу по темному коридору.
Какая то подсобка, шкаф, лезу туда-и зарываюсь в швабрах и тряпках. Рассосался в межъящичном пространстве тэк сказать. Пытаюсь сидеть тихо-но дыхание со всхлипами и пульс под 200. Хотя, может мне кажется. Не нашли. Может-и не очень искали. Я б на их месте тоже особо не заморачивался шарить в темном помещении психопата с полуметровым тесаком и без единой мысли в башке. В начале 90х огнестрел был редкостью-потому и выжил. Будь хоть один ствол на братву-сто пудов бы мне свинцовую интоксикацию устроили б.
Минут через 20 вылезаю из шкафа. Навстречу идет тетка в белом халате.
— Мадам, где тут выход?
Та видит меня, прижимается к кафелю и сливается с ним цветом лица. Тьфу, блять, я ж с саблей и весь в кровище-неудивительно что повариха немедленно обоссалась.
— Мммммым, уууууу… аааааа… дддддетей не сиротииии, касатик!
— Что? Где выход, говори!
— Только нннннне убивай!!!!
— Сдурела? Не буду. ВЫХОД, бля!!!!
— Тттттам (тычет пальцем)
— Раздевайся! (мне нужен ее халат)
Тетка рывком выпрыгивает из униформы, я одеваю, поворачиваюсь-она уже голая зачем-то. На полу лежит юбка, кофта, бюстгальтер, трусы сама порвала, срывая.
Немая сцена.
Меня начинает душить хохот.
— Это еще что за стриптиз?
— Нннну тты ж сказал!
— Блядь, дура, у тя одна ебля на уме!
Грудь у нее, кстати, ого-го-го.
— Прости, не время ща, Родина в опасности!
Сваливая замечаю во взгляде поварихи некий укор…
Вылетаю в указанную дверь-а там опять зал. Эта нимфоманка мне не тот выход показала…
Спас халат. Мне сразу не узнали и я успел проскочить до выхода.
Выбегаю на улицу, скидываю демаскирующий в темноте халат и рывком ухожу в кусты.
И тут… неудобно говорить… на меня нападает медведь с его болезнью. Причем свирепый такой.
Непереборимый, можно сказать. Срываю куртку, швыряю ее на ветви дерева-типа что б не опознали (опять психоз)
Сижу и подыхаю от истерического хохота. В 50 метрах грохочет нетленная еврейская плясовая, где то рядом солнцевские жаждут заключить мня в крепкие мужские объятья-а я тут под кленом какаю, отмахиваясь от комаров полуметровым поварским тесаком. Полный сюр.
Потом лазил на клен-куртку снимать. Идиот.
Более-менее пришел в себя, но еще потряхивает. Блядь, что с Альгисом? Возвращаться не тянет абсолютно. Звоню крыше с автомата. Там, похоже у них дастархан.
Ловлю тачку, мчусь к чехам в берлогу. Дым коромыслом. И-опять орет «7—40» из магнитофона.
Я вздрагиваю.
— Муса-там! Вот! А я! А Альгис!!!Вот! -я заполошно пытаюсь переорать ненавистную мелодию.
Муса реагирует слабо-он упорот в говно. То ли трава, то ли коньяк, то ли и то и другое-плюс еще что то…
Неожиданно чех лезет за пазуху и выуживает оттуда «Макаров» Кладет на стол.
— ????
— Езжай сам… На.
— Ээээ…
— Ми заняты. Не видишь-кушаем… Кушть будишь?
— Нет, спасибо. Накормили уже. Запасную обойму дашь?
— Нэту.
Выхожу на холодок. Заебись отдохнули сегодня. Продолжения банкета-что то не хочется.
Не поеду я в Хамовники. Ну его нахуй этого Альгиса.
Правильно сделал. Хитрый литовец вообще не пострадал. В момент начала свары он отливал в тубзике, а выйдя и оценив обстановку-тут же метнулся обратно. Там и отсиделся-и тихо свалил после. Умник, чо, не то что некоторые. Шаболовским повезло меньше-всех троих увезли в больничку.
Кастет как вышел через месяц еще и предъявлять мне начал.
— Сука ты, Макс. Свалил, а нас часа полтора пиздили-про тебя спрашивали. Мы вот ничего не сказали!
— Потому что не знали ни хуя. Что ты им сказать мог, партизан? Мол зовут его Максимкой, а тусуется он иногда в ЦДХ?
— Эээ…
— Кастет, их сколько было?
— Дохуя, а что?
— Дохуя это скока?
— Ну рыл 15…
— Положим, меньше, но не суть. Нас было пятеро. то есть норма-по три на рыло. Двоих я снял с тебя, одного приласкал кувшином, еще об одного сломал стул-и кому-то прислал ножкой в пасть… Пятеро-мои. Я норму перевыполнил. Ты скольких уронил?
— Аааааээээ.
— Вот и захлопнись. Тем более, что заваруха началась из-за тебя, танцор еврейский, ебенть.
Пы-сы.
С тех пор ненавижу эту мелодию.
Пы-пы-сы. Муса о стволе так и не вспомнил.
Замечательный мужик меня вывез в Геленджик
Опять 90е. Будни и праздники кооператива «Ромашка».
Самым сложным для кооператоров конца 80х было осознание того удивительного факта, что «ВСЕ ДЕНЬГИ ПРОПИТЬ НЕЛЬЗЯ»
Десятилетия люди использовали в качестве предохранителя обмеление кошелька-а тут такая засада.
Многие сгинули, так и не поборов этого когнитивного диссонанса. В переводе на чистый спирт вялотекущий выпивоха Львович (председатель) зарабатывал в месяц не меньше пульмановской цистерны-и при таком количестве горючего тут же превратился в реактивного алкаша.
В прошлом он был актер и потому творческой личности требовались собутыльники. Иной раз коллективные запои затягивались на месяц. Народ трезвел, просыпаясь на диванах, стульях, столах в ремонтных ямах, на засаленных ватниках, брошенных на полу, или просто на бетоне, шел, работал, а потом опять окунался в пучину.
Жены скулили под воротами-в них кидались через забор котлетами денег и орали «Отъебись, я работаю!»
Дети забывали лики отцов. Матери не узнавали сыновей-ибо через месяц запоя все работники становились на одно лицо-опухшее, сизое с щелевидными мутными глазами.
Отлынивание от пьянки воспринималось как прогул. Я постоянно ныл, отпрашиваясь поработать, все яростно корили меня за отрыв от коллектива-но иногда отпускали. Жид, мол, что с него взять.
Одни деньги на уме, а вот душевности-ни на грош. А, ну его нахер пусть идет работает, иудино племя, давай наливай!
